Багульника манящие цветы. 2 том - Валентина Болгова

– Ах, какой ты Тимофей, хитрец! Сумел выкрутиться! Но всё же, принимаем твои поздравления и в честь новогодней ночи прощаем тебя!

Мир после курантов был восстановлен, но я впитала те слова своего отца и никогда не красилась. А зачем? Кого я должна удивлять своими крашеными ресницами и губами? Я вполне довольна собой и этого достаточно. Сегодня вот только решила побаловаться косметикой. Самой даже интересно стало – насколько я могу измениться во внешности? По – моему, ничего, хорошо получилось. Пашка сразу и не узнал меня.

– Да, Раиска, Сашко с первого дня знакомства понял, что ты и есть та самая, о которой он мечтал. И он не ошибся. Ты, действительно замечательная со всех сторон. О такой жене могут некоторые просто мечтать. Всё же наш Паша глупый, если не разглядел в тебе самую из прекрасных женщин. Как ты думаешь, Раиска, что испытывает он сейчас? Может быть, его гложет зависть к грузину и злость к самому себе? Злость на то, что уехал тогда за мной, не вняв словам своей матери? Да я и сама только сейчас понимаю, как бездумно мы с ним тогда поступили. Какими всё – таки были глупыми! Я тоже тогда бабушку не послушала, хоть и отговаривала она меня и твердила, что у Паши есть девушка.

– Ты что же, уже сомневаешься в правильности своего выбора? Сомневаешься в Пашиной любви к тебе? Да он тебя всегда любил. Любил с самого того дня, как ты первый раз приехала к нам в деревню со своей сестрой. Тогда все мальчишки были в тебя влюблены, Павел тоже не был исключением. Только шансов у него было меньше всех. А видишь, как всё получилось. Получилось правильно, вы созданы друг для друга. Такие разные и удивительно похожие. Не думай ты не о чём, не жалей и знай, что Паша по – настоящему тебя любит и любить будет всегда, я его натуру знаю.

Праздник в честь сбойки набирал свои обороты в гостеприимном доме грузина.

Сашко произносил тосты во славу всех тех, кто был причастен к этой сбойке, Раиска же следила за тем, что – бы стол не пустел от закусок.

Павел в этот вечер выпивал мало, но всё же для него и этого было достаточно, что – бы проявить себя с дурной стороны. Он громче всех говорил, стараясь перекричать своего друга Сашко и даже музыку. Жестикулировал руками, пока, наконец – то, не разбил тарелку. Заработал при всех от Раиски хорошую оплеуху, почесал затылок, присмирел, но ненадолго. Он вдруг вышел плясать в присядку, хлопая сам себе по груди и не обращая ни на кого внимания. Катя отвернулась от него, глубоко вздохнув:

– Вот видишь, что вытворяет! Я заметила, что ему совсем нельзя пить, сам не свой становится! У нас уже были по этому поводу размолвки на Урале, потом и в Москве. Моя мама тогда вмешалась, дело доходило до развода. Сегодня вечером не исключено, что на него нападёт ревность. Ревнует меня ко всем подряд, и ничего с этим не могу поделать. От тебя я, конечно, старалась всё это скрывать, да шило в мешке не утаишь, когда – нибудь, да показал бы мой муженёк, на что способен. Сейчас вот веселится, а домой придём, станет придираться.

Удивлённая Раиска произнесла:

– Надо же! Никогда не представляла Павла пьяного, да ещё буйного и ревнивого. Он был к этому зелью совсем равнодушен. Значит, будем отучать его даже от кваса, пусть пьёт чай и кофе. Ты посмотри, как разгулялся! Даже неудобно перед гостями. Хорошо, что здесь все свои. Нет, я сейчас его быстро угомоню! Почему ты никогда мне не говорила о таком его невежестве?

Раиска долго не заставила себя ждать – подошла к Павлу, врезала своей ручищей ему по шее, шепнула что – то ему на ухо и тот тут – же поторопился за ней, потирая затылок.

Что она говорила ему на кухне, Катя не знала, но после разговора с Раиской, Пашка тихо сидел за столом, лениво жевал маринованные грибы и косо поглядывал на свою жену, с опаской озираясь на Раиску.

По дороге домой он не проронил ни слова, а дома, отвернувшись к стенке, вдруг произнёс:

– Не любишь ты меня, от того и все мои дурные эмоции. Знаю, что не жаловалась подруге, но и не заступилась, когда Раиска мне по шее при всех врезала. Всё от неё принимаю, как от родной матери, но ты же моя жена! Могла бы хоть ради приличия за меня заступиться. Я что, не имею права сплясать на празднике? Зачем сразу же по шее? Я на вас на обеих теперь очень зол.

Натянув на себя одеяло и укрывшись с головой, Пашка замолчал.

Катерине было смешно высушивать Пашкину обиду. Улыбаясь про себя, лежала и думала о том, что такое сказала ему Раиска?

Так или иначе, после сказанных тех Раискиных слов, он стал тихим и покорным.

Таким Павел был всегда. Проявлялся выплеск его дебоширства стал только после выпитого спиртного напитка. Сегодняшняя ночь была у Кати спокойной благодаря Раиске, а до этого, редко, но приходилось выслушивать от своего мужа беспричинную ревность в свой адрес

Проводив всех гостей, убрав всё со стола, Раиска и Сашко тихо разговаривали на кухне. Митя уже сладко спал, и можно было расслабиться, посидеть вдвоём. Раиска дымила сигаретой, а Сашко отгонял этот дым от себя прочь. Не любил и не понимал он эту привычку, считал её дурной и вредной, но сладить с женой и уговорить бросить это пагубное дело он был не в силах. В конце концов, махнул рукой на Раискино увлечение и привык к тому, что его жена дымит, как паровоз. Сейчас они говорили о Павле. Изменился Павел, становился непонятен Раиске и это её пугало:

– Да, Пашка теперь не тот молчаливый паренёк, хилый и стеснительный. У него прорезался голос, и выпивать стал. Тётка Дуся не пережила бы подобное. Её Пашка – и рюмка вина? Это просто убийство для неё и совсем не совместимо с её тихим и смирным сыночком. И наглость в нём какая – то появилась.

Сегодня я за ним понаблюдала, и оказалось, что Катерина не зря тревожится за свою семью. Я теперь, после сегодняшнего дня, тоже за них волнуюсь. Знаю, что Паша добрый и никогда не сделает больно другому человеку – не такой он. Но я знаю и свою подругу. Катерина долго терпеть не станет пьянство. Я вообще удивляюсь на то, как она его терпит, если у них уже были ссоры из – за Пашкиных таких проделок. Ну, я за него возьмусь! Катерина скрывала от меня, что ему совсем пить нельзя – неадекватным становится. Сегодня я убедилась в этом. А раз так, значит, больше не позволим ему и капли спиртного!

– Да не волнуйся ты так! Паша трудяга, какого ещё поискать! Редко бывает, что вот так собираемся. Не грех и по рюмочке пропустить для расслабления души. Ничего страшного не произошло. Я вот сегодня только на тебя и любовался. Тебе так к лицу этот халат! Даже Митя оценил, сказал, что ты как русалка в синих водах. Надо же, как хорошо он сказал!

– Пока ты с меня глаз не сводил, Пашка тут вытворял, Бог знает, что! Все выпивали, но все вели себя абсолютно достойно. Один он, как клоун, прыгал и размахивал руками. Кате было неудобно за него. Ведь был весь наш отдел вместе с начальством! Ему совершенно нельзя даже и нюхать спиртное! Завтра выходной, пойдём к твоему другу – я ему ещё не всё сказала. Ты почему меня не слушаешь, Сашко! Я с кем разговариваю! У Егоровых очаг семейный по швам трещит, а тебе и дела никакого нет?

Грузин, продолжая улыбаться Раиске:

– Ничего больше не хочу слушать, я так счастлив, что у меня есть ты, есть сынок Митя, и если ты будешь думать иногда и о нашей семье, то скоро может появиться и дочка.

Сашко взял Раиску на руки и бережно, словно хрустальную вазу, понёс в комнату…

Ночью Пашка проснулся оттого, что замёрз. Каким – то образом он сбросил с себя одеяло, как ребёнок. Приподнял голову, посмотрел на спящую рядом жену, хотел залезть к ней под одеяло, да не решился – не хотелось её будить. Сжавшись в комочек и подогнув коленки, он стал вспоминать вчерашний день.

Сбойка, вечер у Раиски, потом смутно вспомнились и свои пляски, и размашистость своих рук при разговоре с Катиными сослуживцами. Много народа было. Пашка вспомнил вкусные маринованные грибы, потом вспышкой перед ним озарился Раискин гнев на него. За что? Он старался вспомнить, что ещё мог натворить у неё в гостях? Да так и не вспомнил.

Потирая потихоньку руки и ноги от холода, Пашка вдруг вспомнил себя на печке в своей деревне. Когда – то, вот так же, как сейчас, поджав колени, вложив между ними ладони, что – бы было теплее, он лежал на печи и согревался её теплом. Вдруг услышал Катин тихий голос, нежный, родной:

– Павлуш, не холодно?

А он стучал зубами так, что ходуном тряслись коленки и стучали зубы – то – ли от холода, то – ли от сиротской жизни и обиды, что забыт он был когда – то своей родной матерью.

У него, у взрослого уже мужчины, потекли слёзы – солёные, с привкусом горечи жалости к себе. Почему не мог он познать сполна материнскую любовь в своём детстве? Почему не может теперь её познать от любимой женщины? Ведь он так старается любить всех вокруг! Он любит Лёньку и обожает Танюшку. Он потерял голову от любви к своей Катюшке. Что не так он делает? Работает, так, что скулы сводит и получает денег он намного больше, чем все остальные. Нет, видимо, как выпало сиротство с самого раннего детства, так теперь и до конца жизни с ним жить.